Всеобщее священство. Есть ли у Церкви будущее?
Все христиане как царственное священство
 
Всеобщее священство всех верующих - нам, собственно, следовало этого ожидать, если мы всерьез отнеслись к предыдущим высказываниям о сущности церкви.
 
А. Церковь есть народ Божий, и мы видели, что внутри общности веры церкви нет никаких определенных классов или каст людей, но все верующие в равной степени составляют церковь, являются членами народа Божьего. Все они - «избранные», «святые», «последователи», «братья». Именно поэтому все они -царственное священство. Уже в Откровении Божьем на Синае избранному народу было сказано: «Вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх 19:6). Итак, весь народ должен быть священством, принадлежащим Богу-царю и причастным Его достоинству: «народ святый у Господа, Бога твоего: тебя избрал Господь, Бог твой» (Втор 7:6). Касательно времени спасения пророки предсказывали, что весь Израиль станет народом священников: «Вы будете называться священниками Господа, служителями Бога нашего будут именовать вас» (Ис 61:6; ср. 56:6-7). Возможно, жертва в Мф 5:21-24 все еще представляет собой отголосок древнего всеобщего священства, которое давно упразднено Аароновым священством? Во всяком случае, все это - обетования, которые ранняя церковь считала исполнившимися, однако совершенно по-новому: теперь вместо одного народа Израиля люди из всех языческих народов призваны в святой и священнический народ самого Бога.
 
Церковь есть тело Христово, и мы также увидели1, что не только пара особо образцовых членов, а все члены важны в теле Христовом. Здесь, в силу их фундаментального равенства, все они обладают своим совершенно особым достоинством и имеют свои задачи. Например, голова никак не может сказать ногам: «Вы мне не нужны!» Нет, все члены должны выполнять друг для друга служение в обоюдной симпатии, сострадании, радости и взаимопомощи.
 
Церковь есть духовное строение, и мы видели2, что не только пара избранных фигур-посредников водимы Духом, но, напротив, все верующие исполнены Духа. Касательно конца времен пророки возвестили о всеобщем излиянии Духа на всякую плоть (Иоил 2:28-29); всем потомкам народа Дух вложится в сердца их (ср. Ис 44:3, 63:14; Иез 36:27; Зах 4:6). И здесь новозаветные тексты распознают исполнение обетования: Дух излился на всю общину и каждого отдельного члена ее (Деян 2; 1 Кор 3:16). Все христиане непосредственно научены, водимы, носимы Духом и должны жить по Духу. В этом отличие прежнего завета: Дух дарован не только некоторым пророкам и царям, а всей пророческой и царственной общине, состоящей из иудеев и язычников.
 
Так церковь оказывается храмом Духа, существующим в Духе и вплоть до последнего члена наполненном и животворимом Духом. Именно этот образ храма Духа, построенного на живом краеугольном камне - Иисусе Христе, и возведенного из живых камней - верующих, само собой разумеется, переходит в образ храма-священства: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу, Иисусом Христом» (1 Петр 2:4-5). Так же и здесь подразумеваются не земные материальные жертвы, а духовно-душевные (молитва, хвала и благодарение, плоды покаяния, веры и любви), жертвы, приносимые не своими собственными силами, а «Иисусом Христом, единым Посредником и Первосвященником». Поэтому верующие должны сами служить в храме как выделенное «священство святое» (кратеира).
 
Здесь вновь всплывает слово «священник», применяемое не по отношению к священникам по сану и не по отношению к Первосвященнику Христу, а ко всем верующим людям, водимым Христом. Весь народ, исполненный Духа Христова, является избранным священством! Все христиане являются священниками! Вероятно, первоначально и в Израиле каждый глава семейства или глава рода выполнял священнические обязанности. Позднее было учреждено особое священство, происходящее от колена Аарона (Исх 28-29; Лев 6). Затем в личности царя соединились царское достоинство и священнический сан, а мессианский спаситель должен был быть и царем, и священником (Не 109). Уже давно минуло царство, однако осталась надежда Израиля, что в конце времен осуществится его изначальное призвание (ср. Исх 19:5-6): быть священническим и царственным свободным народом (ср. Ис 61:6, 62:3), иметь доступ к алтарю в священническом служении для почитания Бога, приносить жертву и самим определять свою жизнь в царственной свободе. Именно это осуществилось в ранней церкви - таково было убеждение и вера христиан. Потому они не убоялись соединить великие слова из Исх 19:5-6 со словами из Ис 43:20 и Ос 2:23, совместить друг с другом величания Израиля и приложить их к церкви из язычников: «Но вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы» (1 Петр 2:9-10).
 
В одном из позднейших текстов Нового Завета, Апокалипсисе, еще раз четко говорится, что спасенные Христом становятся сопричастниками царственного владычества Божьего в мире и священством, призванным для богослужения: «Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию своею и соделавше-му нас царями и священниками Богу и Отцу своему, слава и держава во веки веков» (Откр 1:5-6). Христиане уже не подданные, а владычествующие вместе с Христом; они уже не миряне перед святилищем, а священники во Христе: Ты «соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле» (Откр 5:10; ср. 20:6 для церкви будущего).
 
Б. Заметим, слово о всеобщем священстве слишком легко превращается в негативный лозунг (в том числе и в евангелическом богословии) для того, чтобы отвергнуть именно священническое попечительство и посредничество. Пусть во многом это было оправданной реакцией на многовековой богословский и практический клерикализм. Однако следовало выявить позитивный смысл всеобщего священства, чтобы обнаружить и претворить в жизнь позитивные полномочия и обязанности христиан. О всеобщем священстве можно говорить лишь там, где каждый член общности может практиковать священнические права и функции реально. Поэтому следует задать вопрос: в чем конкретное содержание всеобщего священства? В какой мере весь церковный народ есть народ священников? Исходя из Нового Завета, мы можем суммировать все ранее изложенное нами.
 
1. Непосредственный доступ к Богу. В языческих культах обычно лишь священник имел доступ во внутренние помещения храма. Он посредничал между божеством и ожидавшим снаружи мирским народом. И в иудейском культе только первосвященник имел доступ во внутренние пределы - в святая святых храма. У священников (как особого сословия) была задача вновь и вновь с помощью жертвоприношений посредничать в установлении общности между святым Богом и народом, оскверненном своими грехами. В Новом Завете, как мы уже видели, этот род священнического посредничества упразднен. Христос своей жертвенной смертью окончательно исполнил эту посредническую миссию и открыл тем самым доступ в святая святых для всех. В вере все имеют через Иисуса Христа непосредственный доступ к благодати (Рим 5:2, ср. Еф 3:12; Евр 10:22). В крещении все обретают причастность ко Христу (Рим 6:1-11) и все омываются чистой водой, чтобы по праву приступить к Богу (Евр 10:22). В одном Духе все имеют доступ к Отцу (Еф 2:18). Вера, крещение и принятие Духа, взятые вместе, образуют основание всеобщего священства верующих. Поэтому можно по праву сказать, как это неоднократно повторялось в христианской традиции, что через воспринятое в вере крещение в Духе все верующие посвящаются в священников. Христиане не стоят на пороге храма как нечистые, чтобы трепеща вымаливать благодать через священников как святых посредников. Нет, они и сами стоят посредине в святом храме Божьем, как Богом избранный святой сонм священников, которому позволено непосредственно общаться с Богом. Их новая ситуация характеризуется не преградой, отделяющей их от Бога, а общностью с Богом через Христа. Таким образом, верующий и крещеный христианин более не нуждается ни в каком человеческом посреднике, чтобы обрести и сохранить общность с Богом во Христе. Каждый верующий, как член общины, непосредственно приступает к своему Богу. Никто внутри христианской общности не может отнять у него это, и никакой церковный авторитет не способен помешать ему в этом! В этой самой личностной сфере последнее решение принимают только Бог и сам человек, а также и его ближний. Здесь человека непосредственно затрагивает благодать Божья, и он водим Духом Божьим. Здесь он обретает свою предельную свободу и свою предельную ответственность. Никто не может судить о решениях, которые принимаются в сфере непосредственного диалога Бога и человека. Никто не имеет над ними власть, и никто не может предписывать здесь что-либо.
 
2. Духовная жертва. Раз и навсегда принесенная жертва Христова исполнила все священнические искупительные жертвы и одновременно сделала их все излишними1. В установленном Новом Завете жертвы ожидаются от всех верующих. Эти жертвы знал уже и Ветхий Завет, для пророков они были превыше всех предписанных Законом материальных жертв (ср. Ос 6:6; Мих 6:6-8): молитва, хваление и благодарение, покаяние, праведность, добродетельность, любовь, познание Бога. Поэтому от всеобщего священства Нового Завета ожидаются духовно-действенные жертвы: «...священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом» (1 Петр 2:5). Согласно апостолу Павлу, речь идет о посвящении собственной жизни «в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения [духовного богослужения] вашего» (Рим 12:1). Так Павел говорит о «жертве и служении веры» (Флп 2:17) и о служении любви как о «благовонном курении, жертве приятной, благоугодной Богу» (Флп 4:18). Служением священнического жертвоприношения и самопожертвования апостол Павел считает также свое благовестие (Рим 15:16; Флп 2:17). В Послании к Евреям жертвой называются исповедническое служение и служение любви (Евр 13:15), в 2 Тим 4:6 - самоотверженность апостольской жизни, в Откр 8:3-4 - молитвы святых. В конечном счете, речь везде идет о том, что человек приносит в жертву Богу не что-то, а себя самого: не в искупление вины, а как хвалу и благодарение за дар спасения. При этом ему не нужно, подобно священникам древнего устава, заботиться о том, приятна ли его жертва Богу. Напротив, он заранее может рассчитывать на то, что его приношение будет принято Богом. Ибо оно совершается не по собственному усмотрению, а «Иисусом Христом» (1 Петр 2:5), который сам есть Первосвященник и приятная Богу Жертва за нас (ср. Еф 5:2). Поэтому речь идет о действенных жертвах посредством присутствующего в Духе Господа. Тем самым становится также понятно: всеобщее священство верующих не означает никакой сакрализации.
 
Здесь речь идет не о богослужении в святилище, а о богослужении посреди мира, в центре мирской повседневности: из живой преданности Богу проистекает живая преданность людям и наоборот! В этом и состоит истинная жертва новозаветного священства. Разделение на профанное и сакральное здесь неуместно. Завершение, в котором оба мира более не разделены, представляется здесь уже предвосхищенным. Так видит провидец из Откр 21:22 небесный град Иерусалим: «Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель - храм его, и Агнец».
 
3. Возвещение слова 1,. К всеобщему священству относится не только свидетельство дел и жизнь в живой преданности, но также и недвусмысленное свидетельство слова (ср. Евр 13:15). Возвещение слова Божьего возлагается не только на некоторых, но на всех: «Но вы - ...царственное священство, ...дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный свой свет» (1 Петр 2:9). Это возвещение должно совершаться не только посредством добродетельной жизни (1 Петр 2:12), но также и через недвусмысленное свидетельство самого слова: «будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ» (1 Петр 3:15). Слово о тьме и свете напоминает при этом логию Иисуса в Мф 5:14, где равным образом говорится о всех верующих: «Вы - свет мира!» Если в следующих за этой логией словах о свете в Мф 5:15-16 имеются в виду добрые дела человека, то предыдущее слово о свете подразумевает откровение упорствующему человеческому миру (ср. Мф 4:15-16). Поэтому важно следующее высказывание: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях!» (Мф 10:27) Это возвещение Благой вести составляет первичное поручение Иисуса Его ученикам (Мк 1:35-38,16:15; Мф 28:18-20; Деян 1:8; 1 Кор 1:17). Поэтому в Новом Завете наблюдается изобилие терминов (около 30), обозначающих проповедь: возвещать, проповедовать, провозглашать, учить, толковать, доказывать, говорить, высказывать, свидетельствовать, убеждать, исповедовать, изобличать, увещевать, порицать... Изобилие разных форм позволяет каждому внести свой особый вклад в возвещение слова.
 
Словом созидается и вновь и вновь собирается церковь, пробуждая веру и послушание. От церкви должно вновь и вновь исходить слово (ср. Рим 10:14-17). Именно будучи «призванными» (Рим 1:6; 1 Кор 1:24; Евр 9:15), верующие должны особенно заботиться о слове. Все должны молиться об успехе возвещения слова: «чтобы слово Господне распространялось и прославлялось, как и у вас» (2 Фес 3:1). Но «молитвой о посланниках» апостол Павел, очевидно, не удовлетворен. Члены общины должны не только молиться, и не только вслушиваться в слово апостолов, но и свидетельствовать перед миром своими делами. Они также должны сами возвещать, даже брать слово во время самого богослужения: «Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование - все сие да будет к назиданию» (1 Кор 14:26). Именно тем, что все верующие всерьез относятся к своему праву на слово в какой-либо форме, все вместе они дают мощное свидетельство веры, способное преодолеть неверие: «Но когда [в собрании] все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог» (1 Кор 14:24-25). По крайней мере, община должна в изъявлении благодарности пророчествующему произносить «Аминь» (1 Кор 14:16).
 
Именно поэтому христианская весть с самого начала могла столь молниеносно распространяться во внешнем мире. Ведь о ней свидетельствовали не только немногие, особо уполномоченные на это, а все верующие. Дары провозвещались далее: не только апостолами и евангелистами, но также и торговцами, солдатами, моряками... В Деяниях Апостолов подчеркивается, что «исполнились все Духа Святаго, и говорили слово Божье с дерзновением» (Деян 4:31; ср. 8:4, 11:19). Апостол Павел подтверждает сказанное примером церкви в Фессалониках: «Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахаии, но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Бога, так что нам ни о чем не нужно рассказывать» (1 Фес 1:8). Когда апостол Павел был в темнице, большинство братьев бесстрашно и с нараставшим мужеством возвещали слово, хотя и не всегда из чистых помыслов (Флп 1:12-18). Правда, женщины в новозаветное время (по историческим соображениям, а не по сути) на собраниях общины должны были молчать (1 Кор 14:33-35; ср. 1 Тим 2:12). Однако 1 Петр 3:1 напоминает женщинам об их собственной форме возвещения, а именно о том, чтобы они свидетельствовали своей жизнью, и тогда мужья их «без слова приобретаемы были» для веры. Согласно Евр 5:12, всем христианам следует подавать не только молоко, но и твердую пищу: это значит, что они должны не только приобщаться к основам христианской веры, но и сами быть учителями.
 
Если в 1 Фес 4:9 верующие «научены Богом», то в Первом Послании Иоанна эта мысль еще более заостряется. В отличие от антихристиан подлинные христиане имеют «помазание от Святого Духа». Оно дает им полное знание касательно всего, что важно для спасения: «и знаете все» (1 Ин 2:20; ср. Ин 14:26; другое прочтение: «и знаете всех»). Это знание еще раз подчеркивается составителем послания: «Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете ее...» (1 Ин 2:21). Дух пребывает в верующих? Им не нужно быть поучаемыми кем-либо: «Впрочем, помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и не ложно, то, чему оно научило вас, в том пребывайте» (1 Ин 2:27). Сказанное не означает, что верующие не нуждаются в передаваемом через людей свидетельстве (ср. 1 Ин 1:1-5,2:7, 24,3:11). Это Дух как внутренне действующая в людях и не зависящая от них сила, дающая им воистину убеждающее научение и предельную уверенность. Итак, стало понятно: лишь тот, кто через свидетельство людей научен Богом, Святым Духом, может полномочно передавать весть. Таковым, согласно свидетельству Нового Завета, является каждый христианин. Принципиально каждый христианин может и должен наставлять других, ибо сам научен Богом; он может и должен в какой-либо форме быть провозвестником слова Божьего, ибо сам воспринял его. Каждый христианин призван к возвещению слова, хотя он ни в коем случае не может и не должен делать все. Все христиане призваны к возвещению слова в смысле личностного христианского свидетельства. Но не все призваны к проповеди или богословствованию (в узком смысле этих слов).
 
Здесь речь не идет о том, что в изменяющейся ситуации церкви и мира является практически реализуемым. И в новозаветных церквах реализация была различной. Богословски важным представляется скорее то, что является принципиально возможным и желательным в контексте данных новозаветных свидетельств. При этом нельзя не отметить, что многое из первоначального богатства всеобщего священства было утрачено в ходе многовекового процесса клерикализации и лишь в новейшее время медленно возвращается. Именно в связи с возвещением слова следует указать на два важных феномена.
 
1. Проповедь мирян. В раннем христианстве возвещение слова в значительной мере определялось харизматическими свойствами верующих, но уже вскоре стали проявляться стремления сделать проповедь привилегией определенных носителей сана. Мы видим это уже во втором столетии в связи с институционализацией катехумената. Правда, еще в третьем столетии мирянин Ориген был приглашен епископами Кесарии и Иерусалима, чтобы истолковывать Священное Писание в их церквах. Известны и другие случаи. Однако здесь речь вдет более о формах научения, чем собственно о проповеди. Во всяком случае, после третьего века постоянно накладываются все большие ограничения: запреты на проповедь мирянами встречаются у папы Льва I и в постановлениях разных раннесредневековых синодов (Тур 813, Аахен 836 и т.д.)- Однако косвенно все это доказывает, что проповедь мирян явно практиковалась и позже. Но лишь в XII столетии проповедь мирян вновь приобрела возросшее значение (ограниченная проповедническая деятельность была разрешена папой Иннокентием III). В различных обновленческих движениях вальденсов, гумилиатов, а также в нищенствующих орденах (состоявших большей частью из не священников) проповедь покаяния и нравственные увещевания, апологетическая защита и оправдание веры были разрешены. Однако запрет проповеди мирянами был узаконен Католической церковью на IV Латеранском синоде в 1215 г. Затем Тридентский собор зарезервировал проповедничество в узком смысле слова исключительно за епископами и их сотрудниками. Это повлекло за собой общий запрет на проповедь мирян в Codex luris Canonici (1918). Тем не менее на Тридентском соборе один мирянин (Лодовико Ногорола) еще проповедовал, да и на Втором Ватиканском соборе миряне держали приветственные речи с элементами проповеди, обращенные к отцам собора.
 
Такова вкратце история проповеди мирянами. На сегодняшний день разумное и регулируемое обновление проповеди мирянами требуется, наверное, не только в контексте Нового Завета. Этого требует и нынешнее состояние мира и церкви: продолжительная секуляризация мира, недостаток проповедников и духовная зрелость мирян. Особо это касается установленного Вторым Ватиканским собором обновленного «богослужения слова», которое может проводиться и мирянами. Богословски (и еще больше психологически и социологически) различие полов при этом не играет роли. Против проповеди женщин нельзя привести никаких догматических оснований! Это вовсе не означает, что каждый христианин, призванный к возвещению слова и личному христианскому свидетельствованию, уже призван и проповедовать в общине. Харизмы Духа различны. Однако дарованные харизмы к проповеди должны благодарно признаваться и использоваться для служения. Именно поэтому публичная проповедь не будет проводиться без церковного благословения и обучения.
 
В протестантизме всеобщее священство, как и проповедь мирян, представляет собой более чем теоретическое программное слово. Проповедь мирян практиковалась прежде всего в пиетизме и в ряде «движений пробуждения» XIX века. Систематически миряне-проповедники и проповедницы назначались в методизме и в Движении объединения (И.Г. Вихерн, внутренняя миссия). Сегодня в евангелических церквах проповедь мирян признана практически везде и весьма часто практикуется (по крайней мере, в сектах). В целом православные церкви тоже позволяют мирянам проповедовать на богослужении и учить в богословских школах. Особое значение в православии при наставлении в церковной жизни имеет монашество.
 
2. Богословие мирян 1. В то время как проповедь мирян уже рано начала оттесняться на периферию, богословие мирян еще долго могло сохранять свои позиции. Первые великие христианские богословы были большей частью мирянами: Иустин, Тертуллиан, Пантен, Климент Александрийский, Ориген (который позднее был рукоположен в священнический сан). Впоследствии среди таких мирян были Викторин, Памфилий, Секст Африканский, Лактанций, Фирмиций Матерний, Проспер Аквитанский, а на Востоке - Сократ, Созомен, Евагрий. Большое число богословов начали свои труды как миряне (и отчасти против их воли были затем подвигнуты к принятию священнического сана): Киприан Карфагенский, Василий Великий, Григорий Назианзин, Иероним, Августин, Паулин Нольский, Диодор Тарсийский. Еще в Средние века наблюдается небольшое число обособленных богословов-мирян (знаменит Раймунд Луллий), особенно среди князей (еще Генрих VIII Английский!). В патристические времена не было никакого разделения между религиозно-богословской культурой, резервируемой за клиром, и профанной культурой мирян в современном смысле слова. Поэтому богословы-миряне были в церкви само собой разумеющимся явлением.
 
Вследствие заката Римской империи и установления господства варваров практически только клир (особенно епископы и монахи) сохранял обильные сокровища античных традиций образования. Это привело к практически исключительной монополии клириков на образование, что, разумеется, особенно должно было повлиять на богословие. Совершенно иной была ситуация на Востоке, где образованное императорское чиновничество смогло сохранить за собой почетное и влиятельное положение в церкви. В связи с этим на Востоке не дошло до антиклерикализма, который набирал на Западе силу начиная со Средневековья. Традиция богословия мирян продолжается в Восточных церквах вплоть до сего дня (особенно на богословском факультете в Афинах и в Православном богословском институте в Париже).
 
На Западе постепенные перемены наблюдаются только с Нового времени, особенно в эпоху гуманизма, вызвавшего ограниченные изменения. Миряне все больше занимались богословием. Богословами-мирянами ко времени Базельского собора были Энеа Сильвио Пикколомини (позднее папа Пий II), затем ведущие деятели конструктивной католической реформы Гаспаро Контарини, Реджинальд Поул и Марчелло Червини (позднее папа Марцелл II); они стали кардиналами, председательствовали на Тридентском соборе. Там же секретарями были миряне Анджело
 
Массарелли и Ногорола. Нить богословов-мирян протягивается и через последующие столетия (Паскаль!) вплоть до XIX века (де Местр, Вейо, Шатобриан, Геррес, Доносо Кортес и т.д.) Наряду с апологетами встречалось все больше и больше философов (неотомизм!), занимавшихся религиозными вопросами. Лишь в XX столетии наблюдается небывалый подъем богословия мирян в немецкоязычных регионах (это один из обнадеживающих признаков обновления). Это богословие косвенно получило сильную поддержку на Втором Ватиканском соборе. Нет ни малейшего основания отказывать мирянам и мирянкам, получившим степень доктора богословия, в праве преподавания на богословских факультетах. Здесь не имеется в виду, что всякий во всякое время может возлагать на себя любую обязанность в церкви. Главное, следует признавать дарованные харизмы и применять их для служения в церкви.
 
4. Совершение крещения, евхаристии и покаяния. Возвещение происходит в церкви разными способами. Слово Божье звучит на богослужении не только в проповеди. Оно связывается с определенными обрядами, которые истолковываются и решительно утверждаются словом, становясь тем самым действенными таинствами. Из Писания мы прежде всего знаем крещение, евхаристию и отпущение грехов. Ясно, что они относятся не только к некоторым избранным, а ко всем последователям Христа, ко всей церкви. Так, перед церковью всегда стояла задача крещения , хотя согласно Мф 28:19, о нем говорится в узком кругу апостолов. Вся церковь имеет полномочия крестить. Принципиально каждый христианин имеет полномочие крестить (и учить!). То же самое касается наказа отпускать грехи , как об этом сообщается в Мф 18:18 в связи с общим наставлением учеников в правилах общинной жизни. Вся церковь имеет полномочия отпускать грехи. Поэтому в общности с церковью, отпускающей грехи в согласии с Богом Отцом и Христом, каждый христианин принципиально имеет право активно соучаствовать в таинстве исповеди. Наконец, и таинство евхаристии, совершенное в кругу 12 учеников и творимое «в Мое (Христа) воспоминание (Лк 22:19), поручено всей церкви. Вся церковь имеет полномочия вкушатъ плоть Господню и пить кровь Его. и каждый христианин принципиально имеет право активно участвовать в этой эсхатологической вечере Господней памяти, благодарения и Завета. Мы опять видим, что всеобщее священство в любом случае не является пустым словом. Никогда не оспаривалось, что принципиально каждый христианин имеет право крестить. Насколько власть связывать и разрешать, о которой говорится в Мф 18:18, может относиться к отдельному христианину, видно в связи с исповедью мирянами.
 
Касательно евхаристии Второй Ватиканский собор выразительно констатирует со ссылкой на всеобщее священство верующих:
 
«Матерь церковь горячо желает, чтобы все верующие пришли к тому полному, сознательному и деятельному участию в совершении Литургии, которого требует сама ее природа, на которое христианский народ -"род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел" (1 Петр 2:9; ср. 1 Петр 2:4-5) - в силу Крещения имеет право и к которому он обязан [обладает должностными полномочиями]. Этому полному и деятельному участию всего народа следует уделить первостепенное внимание в устроении [обновлении] и развитии Литургии, ибо оно является первым и необходимым источником, из которого христианам надлежит черпать подлинный христианский дух»3.
 
Всеобщее священство было подчеркнуто на том же самом Втором Ватиканском соборе посредством предоставления мирянам доступа к чаше с кровью Господней. В течение многих столетий это оспаривалось и запрещалось, ныне же стало дозволено (ж крайней мере, принципиально). Однако в прозвучавших высказываниях о принципиальных полномочиях мирян еще не выносится решение о том, кто может и должен публично и ответственно крестить, отпускать грехи и совершать евхаристию. В связи с этим нам следует вновь вернуться к сану священства.
 
5. Посредническая функция. Священническое служение имеет свой исток в богослужении общины, особенно в евхаристии. Но оно должно действовать в мире не только во время богослужения, а в служении друг другу внутри общины и в мире. Всеобщее священство никак не является лишь частным отношением христианина к своему Богу. Все, что мы прежде говорили о доступе к Богу, о духовной жертве в живой самоотверженности, о возвещении слова и о совершении крещения, евхаристии и отпущения грехов, всегда должно быть также служением друг другу и служением миру.
 
Поэтому все верующие вовлечены в посредничество Единого Посредника. Это посредничество между Богом и миром, поскольку верующие открывают людям сокрытые деяния Божьи. Каждый христианин - священник, поскольку он является свидетелем Божьим перед миром: «...чтобы вам быть неукоризненными и чистыми, чадами Божьими непорочными среди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияете, как светила в мире» (Флп 2:15; ср. 1 Фес 5:5). Одновременно это и посредническое служение между миром и Богом, поскольку верующие не только отдают себя на служение миру посредством жертвы духовной, но и молятся за людей. Каждый христианин - священник для мира, поскольку своей верой он имеет свободный доступ к Богу и предстает пред Ним за других: «...прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков» (1 Тим 2:1).
 
Итак, всеобщее священство заключается в призвании верующих свидетельствовать в мире о Боге и Его воле и в принесении своей собственной жизни на служение миру. Именно уповая на Бога, всеобщее священство созидает общность между верующими. Каждый знает: он предстательствует за других перед Богом! И каждый знает: другие предстательствуют за него перед Богом. Поэтому каждый ответствен за ближних своих, призван помогать им в борениях, сострадать их нуждам, нести вместе с ними бремена
греха и во всем стоять с ними плечом к плечу. Поэтому всеобщее священство - общность, в которой каждый живет не для себя, но предстоя перед Богом, живет для других: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал 6:2). Так богослужение всеобщего священства из богослужения в общине становится богослужением в повседневности мира!
Высказывания о всеобщем священстве следующим образом резюмируются Вторым Ватиканским собором:
 
«Христос Господь, Первосвященник, из человеков избираемый (ср. Евр 5:1-5), сделал новый народ "царями и священниками Богу и Отцу своему" (Откр 1:6, 5:9-10). Ибо крещеные через возрождение и помазание Святым Духом посвящаются в дом духовный и священство святое, чтобы приносить духовные жертвы всеми делами христианина и возвещать совершенство Призвавшего их из тьмы в чудный свой свет (ср. 1 Петр 2:4-10). Поэтому все ученики Христа, постоянно молясь и хваля Бога (ср. Деян 2:42-47), пусть предают самих себя в жертву живую, святую, благоугодную Богу (ср. Рим 12:1), свидетельствуют по всей земле о Христе и дают требующим отчет о своем уповании на жизнь вечную (ср. 1 Петр 3:13)».
 
Дальнейшее высказывание этого собора о всеобщем священстве посредством участия мирян в священническом, пророческом и царском служении Христа см.: Догматическая конституция о церкви «Lumen gentium*, 34-36.
 
В. Теперь мы лучше понимаем, что всеобщее священство - не только богословский лозунг или бессодержательное почетное наименование. За термином «всеобщее священство» скрывается в высшей степени наполненная, конкретная действительность (причем сам этот термин у нее отнять нельзя).
 
Мы должны еще раз вернуться к термину «священник» (постоянно понимаемому в смысле ιερευς или sacerdos). Хотя, согласно Новому Завету, более не существует никакого особого священства, противостоящего народу, однако в прошлом термин «священник» резервировался за руководителями общин, а всеобщее священство в лучшем случае только упоминалось. При этом все же бросается в глаза, сколь нерешительно применялся этот термин. Согласно Новому Завету, крестная жертва Христова отображается в евхаристии. Но евхаристия (вечеря Господня) сама по себе не является собственно жертвоприношением и также не является повторением единственной жертвы Христовой. Так, вечеря Господня никогда в Новом Завете не называется жертвой. Лишь вне рамок Нового Завета, а именно впервые в Дидахе 14:1-3 (а затем у Иустина и Иринея), евхаристия именуется жертвой. В последующем евхаристия все меньше воспринималась как общинная трапеза всего священнического народа и все больше - как новый род жертвоприношения, приносимого руководителями общин за верующих. Поэтому руководителей общин начали противопоставлять народу священников, так что представления о ветхозаветном священстве все больше прилагались к этим новозаветным священникам.
 
Опять-таки руководители общин описаны как совершители евхаристии впервые в «Дидахе» 15:1, однако по отношению к пророкам они занимают только второстепенное место (ср. 15:1-2, 10:7, 13:3). В Первом Послании Климента, где руководители общин представлены руководителями совершения евхаристии (44:4), культовые установки Ветхого Завета истолковываются как образцы и прототипы культа общины (40-41). Это отличается от Послания к Евреям, где речь идет о первосвященнике Христе! Игнатий Антиохийский еще продолжает избегать термина «священник» там, где он говорит о культе общины. Он выделяет только епископа (Магнез 7:1; Филадельф 4:1-2) вместе с пресвитерами, что до него не делал никто. Первым говорит о епископе как о «summus sacerdos» (первосвященнике)2  Тертуллиан, причем только один раз! Ипполит говорит о «первосвященстве» (αρχιερατεια )апостолов1. Наконец, впервые именно Евсевий Кесарийский обращается в своей праздничной речи к клирикам как к священникам2.
 
При стремительно нараставшей клерикализации церкви священниками стали именовать исключительно определенных носителей сана. Всеобщее священство в последующее время в сознании верующих и большинства богословов почти полностью отступает на задворки. Что можно сказать по поводу такого развития? Нам придется ограничиться двумя замечаниями: 1) в контексте всеобщего священства вовсе не оспаривается, что и руководители общин могут именоваться священниками; 2) представлению о Едином Посреднике и Первосвященнике Иисусе Христе противоречит понимание исключительно руководителей общин как священников; они вновь делаются обособленной кастой (как в язычестве и иудаизме), преграждающей священническому народу непосредственный доступ к Богу.
 
Сходным образом термин «пневматики» (πνευματικοι - Spirituales), «духовные лица»3 (духовенство; голланд. Geestelijke; английский язык, как и современные романские языки, не имеет прямого эквивалента), неправомерно ограничивался лишь руководителями общин или только монашествующими (у спиритуалов - только определенной ветвью монашествующих). Уже в I тысячелетии именно монахов называли пневматиками. Один из крупнейших проповедников Средневековья, Бертольд Регенсбургский (+1272), именует монахов «духовными людьми» в отличие от немонастырского клира! Однако уже при папе Григории VII намечается дальнейшее развитие процесса, а в XV столетии «духовенство» понималось как обозначение клира вообще (монашествующего и белого духовенства вместе), в отличие от мирян. Отвержение плотского, безбрачие, неприятие женщин и целибат, а затем отвержение личной материальной собственности составляли характеристику этого «духовенства». В отличие от них скованные браком и привязанные к собственности миряне представлялись плотскими или «левой» стороной тела Христова, как утверждали в XI веке. Так фактически пропагандировался монашеский идеал жизни, который зачастую интерпретировался скорее неоплатоническими идеями, чем евангелием Иисуса Христа. Этому идеалу все более подражали клирики, сделавшие его нормой «духовной жизни». Следует задаться вопросом: а в этом ли смысл различения духовно и плотски настроенных людей у апостола Павла?
 
Мы констатировали понимание церкви как творения Духа1. Согласно Новому Завету, все верующие и крещеные христиане исполнены Духа («Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас», Рим 8:9). А потому они - духовные лица: «вы, духовные...» (Гал 6:1); «и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго, соображая духовное с духовным [толкуя духовное для духовных]» (1 Кор 2:13). Эти «духовные», очевидно, не являются некоей определенной группой экстатиков, спиритуалов, аскетов или каких-либо носителей сана. Напротив, все христиане, которые по вере приняли в крещении Пневму, Духа, должны быть пневматиками, духовными. Напоминание апостола обращено ко всем: «Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух - противного плоти» (Гал 5:16-17). Однако «плоть» у апостола Павла означает вовсе не брак или материальную собственность, не «плотский грех» (не разврат), но подразумевает вообще человека, который управляется не Духом Божьим, а своими собственными стремлениями, наслаждениями и страстями. «Дела плоти», по апостолу Павлу, это не только «прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство», но и «идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, [соблазны], ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное» (Гал 5:19-21). В Кол 2:23 даже аскеза рассматривается как дела плоти. «Плод же духа - это любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал 5:22-23). «Духовен тот человек, который, умерев греху, обретает возможность и свободу жить для Бога: кто водим Духом, который не дух рабства, а дух сыновства» (Рим 8:14-15), Притом Дух - не вещная собственность, которой может распоряжаться человек. Носитель Духа по-прежнему подвержен искушениям и напастям, вновь и вновь должен принимать решения в пользу Бога, должен постоянно по-новому жить не по плоти, а по духу. Итак, изъявительное наклонение здесь связано с повелительным наклонением: каждый христианин является духовным, каждый является пневматиком, живущим по духу, поскольку он умер для плоти, греха и принял Духа Божьего. Каждый христианин должен быть духовным, пневматиком, живущим по духу, поскольку в своей жизни он умерщвляет грех, живет в Духе и приносит плоды Духа.
 
Третьим проблематичным термином, смысл которого неуместно ограничивается, является «клир». В Деян 1:26 слово το  κληρος   употребляется в своем исконном значении - как жребий. Данное слово применяется при призвании Матфея преемником на место Иуды (в Мк 15:24), а затем «жребий» бросают для раздела одежд Иисуса. Исходя из этого первоначального смысла, слово кА//рос приобретает отвлеченное значение «доля», которая распределяется кому-то. Так употребляется это слово в Деян 1:17: Иуда «получил жребий [долю] служения сего», то есть у Иуды был удел апостольского служения, который стяжал не он сам, но который был ему предназначен. К этому значению близко употребление термина «клир» - прежде всего применительно к пресвитерству и наконец ко всем церковным носителям сана.
 
 
Так, уже у Оригена слово κληρος стало устойчивым обозначением для церковных носителей сана в отличие от народа. «Клиром» у Иеронима они называются потому, что являются особой собственностью Господа или сам Господь является их жребием, их долей. В послеконстантиновское время библейское различение между (священническим!) «народом» (λαος)  и «не-народом» (ov λαος, 1 Петр 2:10) все больше превращалось в различение между «народом» (laiсш) и «священниками» (klerus)3 Термин «мирянин» или «лаик» λαικος  в греческом смысле слова - это необразованная масса, а в иудейском смысле - это не священник и не левит. Этот термин не встречается во всем Новом Завете, а только в Первом Послании Климента (40:6), где миряне - это простые верующие в противоположность первосвященнику, священникам и левитам.
 
С III века термин становится в церкви привычным. Напряжение между церковью и миром (который сам теперь стал «христианским») все более смещается внутрь церкви и становится напряжением между «клиром» («белое» священство и монашествующие) и «мирянами» (лайками). При этом клир занимает все более привилегированное положение и развивается в особое сословие - с собственными иммунитетами, облачениями, титулами, обязанностями (целибат, совершение треб и т.д.), с собственной (латинской) системой образования и собственной (латинской) литургией. Итак, клирики были образованными, literati (грамотные), понимавшими латынь, а потому умевшими читать и писать. Им противополагались миряне, ιδιοτας, idiotae (необразованные), illiterati (неграмотные). Их называли βιωτικοι , saeculares (светские) или populi (народы). Большая часть конфликтов внутри средневековой Католической церкви, а также Реформация и многочисленные стычки Нового времени между клерикализмом и лаицизмом коренятся в давней истории конфликта между клириками и мирянами. Папа Бонифаций VIII резюмировал ее в своей Конституции от 31 июля 1297 г. следующими примечательными словами: «То, что миряне враждебно настроены по отношению к клирикам, сообщает сверх меры глубокая древность» (clericis laicos infestos oppido tradit antiquitas).
 
Под этой глубокой древностью не может подразумеваться Новый Завет. Что можно сказать об этом противопоставлении, исходя из новозаветной терминологии? Мы уже говорили, что к «народу» (Лаос) принадлежат все. Уже в ранней церкви были различия в дарах и задачах, но не было никакого различия между сословием мирян и сословием клириков. И когда понятие «миряне» было весьма легкомысленно приписано священническому народу Божьему, то понятие «клир» было, как нечто само собой разумеющееся, присвоено носителями сана. Упускалось из виду, что в Новом Завете κληρος никоим образом нельзя идентифицировать с обладанием церковным саном. В 1 Петр. 5:2-3 под κληροι подразумевались члены общин как часть верующих, опекаемых старейшинами. Слово «клир» имеет более широкий смысл. Правда, теперь под клиром подразумевается уже не «участие в Моисее» (как это было в позднем иудаизме), а участие в слове Божьем. Петр говорит Симону волхву: «Нет тебе в сем части и жребия» (Деян 8:21). В особенности речь идет об участии в эсхатологическом спасении: «...Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященными» (Деян 26:17-18). Или, в Кол 1:12: «благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете». Да и Игнатий Антиохийский различно употребляет слово «клир» в смысле «жребий». Интересно его Послание к Ефесянам, 11:2, где особенно явно отличие от более позднего (церковного) употребления этого термина. Его фраза «ινα εν κληρω Éφεσιων ευρεθω», безусловно, означает: «чтобы мне обрести жребий, долю эфесян». Другими словами, Игнатий хочет «обрести жребий эфесских христиан, которые силою Иисуса Христа всегда были единомысленны с апостолами»!
 
Итак, если термин «клир» понимать богословски, то он означает участие в эсхатологическом спасении, которое Бог дарует каждому отдельному верующему (в общности со всеми верующими). Это участие понимается не столько как «жребий», сколько как приуготовляемое Богом «благо». Тем самым в противовес утверждению Иеронима следует сказать: особая, принадлежащая Господу «доля» (clerus) - это не «клир» священнослужителей, а весь народ Божий. И Христос - «доля» (clerus) не только «клира» священнослужителей, а всего народа Божьего! Это значит: и наименование «клир» коренным образом относится не только к носителям сана, но ко всей церкви! Недопустимо отбирать его у церкви, даже если в контексте Нового Завета этот термин может употребляться для отдельных лиц.
 
Наша интерпретация слов «священник», «духовное лицо», «клир» является развитием и приложением того, что вначале говорилось о понятиях «экклесия», «церковь». Экклесия - это не только те, которых в прошлые века неоднократно именовали церковью. Экклесия, церковь - это все верующие, а потому и все верующие являются священниками, духовными лицами, клиром!
 
Однако возникает настоятельный вопрос: при таком радикально новозаветном восприятии церкви остается ли место для церковного сана? Ведь нам придется как-то иначе именовать такой сан, поскольку термины «священник», «духовное лицо», «клир» для именования особо избранных членов общин в Новом Завете не усматриваются!
 
ЦЕРКОВЬ И МИР. ЕСТЬ ЛИ У ЦЕРКВИ БУДУЩЕЕ?
 
Имеет ли церковь будущее? Во всяком случае, у церкви есть настоящее. Но в настоящем не утешаются будущим. Это настоящее церкви - в мире. Вновь и вновь необходимо подчеркивать: реальная церковь - это не священное, вечное, промежуточное существо, парящее где-то между Богом и человеком. Напротив, реальная церковь - это церковь Божья из людей в мире и для мира.
 
Эсхатологическое восприятие мира ранней церковью, ожидающей установления владычества Божьего в самое ближайшее время, было преимущественно негативным: «мир сей», «этот зон» для апостола Павла, для Иоанна Богослова и Нового Завета воистину гибельны, находятся во власти греха и смерти, там правит бал демоническое зло. Никакой человек, который «плоть» и «тьма», который своим злым сердцем заточен и чахнет в своих страстях и наслаждениях, сам по себе не способен освободиться и спастись от подверженности греху и смерти. По отношению к этому темному, гибельному, демоническому миру греха и смерти церковь может занять только негативную позицию, создающую напряженность. Мудрость мира сего должна противоречить премудрости Божьей, открывающейся в безумии креста Христова, духу мира сего противоречит дух, который от Бога. Церковь никоим образом не может быть соразмерна этому миру. Этот мир не может любить церковь. Она дистанцируется от этого мира как эсхатологическая община спасения, как избранный народ Божий, как святой храм Святого Духа, как чистое Тело Иисуса Христа.
 
Но это является лишь одной стороной новозаветного понимания мира. В отличие от кумранской общины ранняя церковь не уходит из мира. Не враждебность к миру, обособление от мира, бегство от мира являются решением! Напротив, ранняя церковь видит себя посланной в мир. Как истинная община спасения она должна осуществлять свою задачу в мире и для мира. Как новый народ Божий церковь послана в мир, чтобы призывать людей из тьмы к свету, из греха к спасению, из тьмы к жизни. Она должна возвещать миру Благую весть об избавлении и грядущем спасении, о наступающем и скоро реализующемся владычестве Божьем. Своей любовью к людям она должна свидетельствовать о любви Божьей, как она открылась в Иисусе Христе. Церковь несет благовестие, что этот гибельный мир никогда не будет оставлен Богом, что Бог никогда не даст окончательно пасть своему падшему творению. Церковь свидетельствует о том, что даже будучи потерянным, этот мир остается принадлежащим Богу, ведомым церковью домой, к Богу. Принадлежность мира Богу, сказанное Творцом о нем слово «хорошо» никогда не будет стерто и отменено злом. «Вселенная» - так мир с очень положительным акцентом именуется особенно в посланиях к Колоссянам и к Ефесянам. Она создана Богом во Христе и по образу Христа. Эта вселенная вновь собирается Христом и под Его владычеством передается Богу, чтобы в эсхатологическом новом творении обрести совершенство и полную свободу. По отношению к этому миру, окруженному благодатью Божьей, церковь как эсхатологическая община спасения (народ Божий, храм Духа, тело Христово) должна исполнять функцию служения.
 
Мир для церкви, по сути, находится в амбивалентном состоянии света-тьмы: он - преходящий и ничтожный мир, но в то же время это мир, о котором Творец говорит «хорошо», и это «хорошо» сохраняется за ним до конца времен. Мир - пространство власти зла, греха и смерти, желающей поработить человека. Но в то же время он - хорошо созданный Богом, не оставляемый на произвол судьбы, а уже примиренный во Христе и спасенный мир творения: жизненное пространство человека, которое он должен всеми своими силами разумно оформлять. Этот амбивалентный мир предстоит церкви в своей предельной свободе: не тоска по миру и не бегство от мира, но сопротивление в самоотверженности и самоотверженность в сопротивлении! В этой царственной свободе детей Божьих церковь удерживается на дистанции от мира, поскольку он отдален от Бога, но в то же время она полностью полагает жизнь свою за мир, предназначенный Богу.
 
Для церкви первых поколений отношение церкви к мирскому обществу, его группировкам, партиям и институтам, его цивилизации и культуре всегда оставалось вопросом конкретной ситуации, но не становилось богословской проблемой. Для христианского сообщества, для которого этот мир должен был скоро «прейти», не было смысла говорить о «формировании» мира. Уже позднейшие тексты Нового Завета показывают, что второе поколение христиан иначе относилось к миру, и поэтому стали говорить о «служении» христиан миру. В этих текстах уже затрагивается проблематика христианского «формирования» мира, как оно должно осуществляться в мирских профессиях, в духовном и культурном творчестве, в хозяйственной, социальной и политической жизни.
 
В первые три столетия у церкви практически не было возможности для активного социального служения миру. Во время гонений церковь последовательно дистанцировалась от всех мирских сфер, отчасти даже выказывая явную враждебность миру. Поворотная эпоха Константина означала поворот церкви к миру в смысле социальной и культурно-политической деятельности. Результатом стала сакрализация секулярного мира, о которой много говорилось в предыдущих главах. Когда сегодня в церкви продолжают сетовать на секуляризацию мира и вычисляют ее последствия в разных областях, то не замечают, что это было следствием предыдущего процесса сакрализации, который достиг своего апогея в период высокого Средневековья. Церковь живет сегодня в секулярном обществе, в секулярном мире, хотя этот мир получил существенные христианские импульсы для своего дальнейшего преобразования. Например, демифологизация природы, человеческого труда, преодоление фаталистского циклического мировоззрения посредством исторического мышления подразумевали человеческую ответственность и возможность изменения мира.
 
Целью этой книги не является размышление об образе жизни церкви в обмирщенном мире. Здесь не удастся рассмотреть, какие проблемы и шансы, какие новые опасности и новые возможности это создает для церкви. Ведь обмирщенный мир является слишком человеческим миром без нуминозного блеска, и человек сам строит, формирует и переформирует свой мир. Материальный мир естественных наук - биофизики и генетики, психологии, социологии и экономики - представляет собой замкнутую систему феноменов и функциональных взаимосвязей, которую можно исследовать, рассчитывать, экспериментально проверять, предсказывать. В этой системе не остается места Богу, «мешающему» функциональному объяснению отдельных феноменов и манипуляции ими. В этом технизированном мире искусство, право, социальная жизнь и все без исключения сферы культуры в своем конкретном оформлении уже не обладают религиозным смыслом и целью; они спланированы человеком, сконструированы и использованы им. Наконец, этот обмирщенный мир может существовать только как плюралистический мир... Здесь следует вновь основательно призадуматься всему богословию - в особенности богословской антропологии, учению о человеке. Практическими проблемами церкви в обмирщенном мире занимается пастырское богословие (в аспектах урбанизации, индустриализации, рационализации, социализации и т.д.).
 
Второй Ватиканский собор пошел на большой риск, определяя положение церкви в современном мире. «Пастырская конституция о церкви в современном мире» в первой, основополагающей и главной части «О церкви и о призвании человека» разбирает следующие вопросы:
1) о достоинстве человеческой личности,
2) о человеческом сообществе,
3) о человеческой деятельности во всем мире,
4) о служении церкви в современном мире.
 
Вторая важная часть, озаглавленная «О некоторых наиболее насущных проблемах», рассматривает следующие вопросы:
1) о поддержании достоинства брака и семьи,
2) о необходимом содействии прогрессу культуры,
3) об экономической и общественной жизни,
4) о жизни политического сообщества,
5) о поддержании мира и о содействии международному сообществу.
 
Именно «Пастырская конституция» показывает, что в этом мире, все более дифференцирующемся и специализирующемся, окончательно прошли времена, когда церковь могла давать действенные указания по всем насущным вопросам человечества. Чем дальше, тем становится все более важным, чтобы церковное провозвестие было конкретно понятным отдельному христианину. Ему должно быть ясно, с какой принципиальной ответственностью он должен решать насущные проблемы, в которых церковь не компетентна. Важнее, чем давать всевозможные рецепты, было бы уяснить, что сегодня конкретно значит Евангелие Иисуса Христа для людей.
 
Помочь церкви в выполнении ее задач на современном этапе может социологический, психологический, исторический анализ, причем он ничуть не менее важен, чем изучение и применение в жизни пастырского и нравственного богословия. Основополагающим здесь должно быть богословское исследование того, какова сущность церкви в ее исконном состоянии. Разумеется, важно то, что церковь живет в настоящем, что она соотносит себя с этим настоящим, не уклоняясь в романтизм, консерватизм или утопии. Современный мир - это место и время выполнения миссии церкви. В нашу эпоху не миновать модернизации в теории и практике, но она не должна превратиться в подгонку по моде, в бессмысленную смену галса при меняющемся на море ветре. А это неизбежно, если такая модернизация не укоренена в первоистоке, если она не управляется штурвалом Евангелия Иисуса Христа, которое составляет основу жизни церкви. Поэтому модернизация всегда должна быть реформой, возвращением к исконной форме, возвращением к первоначальной сущности. В высшей степени актуально и своевременно соотносить все вопросы с Новым Заветом, стремясь услышать от него, что для нынешней церкви существенно, а что нет.
В евангельском контексте для отношения церкви к миру существенно, в принципе, только одно: служение миру. Если говорить апофатическим языком, служение противоположно властвованию: служение отнюдь не означает вмешательства во все мирские вопросы экономической, политической, социальной, культурной, художественной и научной жизни. При известных условиях служение означает именно скромное молчание, понимание, смирение с тем, что мы что-то не понимаем, да и не должны понимать, что за это сегодня ответственны другие. Служение означает мужественный отказ от защиты таких социальных властных позиций, которые в истории церкви были ей и во благо и в ущерб; их защита сегодня категорически устарела и может только усилить антицерковные настроения. Итак, служение миру - это отказ от владычества над миром, от политики диктата, от притязаний на мирское руководство, от мирского престижа, привилегий и особых прав.
 
Что означает служение миру в положительном смысле слова? Не стоит разбрасываться высокими словами, приписывая церкви то, что она не может выполнить. Церковь не может «разрешить» великие проблемы мира: ни проблему голода, ни проблему демографического взрыва, ни проблему войны или анонимности власти, ни расовые вопросы... Что она может сделать? Употребим здесь скромные слова: она может быть в мире и для мира! Когда же церковь живет для мира?
 
Церковь живет для мира тогда, когда она просто знает, что, по сути, происходит с миром. Этого-то как раз и не знает мир, несмотря на все свои знания: откуда он, что с ним и куда он движется. Наконец, мир не знает о Боге и человеке, спасении и беде. В своей вере церковь знает, что ее Бог - Бог этого мира, что мир сотворен Им и двигается к Нему. Она знает, что единый Бог заключил со всем человечеством свой завет, что Иисус Христос умер не за церковь, а за весь мир, что Он воскрес для него, и что милосердие Божье объемлет весь мир во всем его блеске и нищете. Только веруя в Иисуса Христа, церковь ведает об истоке мира, его пути и цели, его возможностях и границах; только тогда она воистину способна быть для мира. Дар и задача для церкви - видеть и понимать мир таким, каков он есть: в сочувственной заинтересованности, в критической свободе и доброте.
 
Церковь живет для мира тогда, когда она связана с миром: именно из-за того, что церковь познает и понимает мир таким, каков он есть, она может обособляться от него. Конечно, церковь не может быть просто такой же, как этот мир. Тогда она сама превратилась бы в мир и отказалась от своего особого служения, к которому она призвана. Но в своем знании о благодати единого истинного Бога, который так возлюбил мир, что отдал своего единственного Сына за него, церковь искони глубоко связана с миром. Вместе с миром церковь составляет все человечество, согрешившее и обретшее Божью милость. Может ли церковь когда-либо забыть об общей вине и дарованной общей для всех благодати? Церковь не может спрятаться от мира в гетто и проводить свою жизнь в расточительной изоляции от него. Напротив, она должна стоять лицом к миру, исповедовать перед ним свою веру, соучаствовать в его тяготах и надеждах, нести вместе с ним бремя риска и решений. Не равнодушная и безучастная, а любяще связанная с миром церковь (как того требует Евангелие Иисуса Христа) может противостоять миру, всегда пребывая в нем. Дар и задача церкви - быть в мире, для мира и вместе с миром: солидарно с ним мыслить, говорить и действовать. Но и этого служения еще недостаточно.
 
Церковь живет в мире, когда она берет на себя обязательства по отношению к нему. Если церковь действительно связана с миром, то эта связанность не исчерпывается обязывающими взглядами и словами. Тогда это не будет только пассивным, более или менее миролюбивым существованием. Напротив, это существование-для, это событие представляет собой бытие-друг-для-друга. Понимание церковью этого мира было бы бесплодным, ее связь с миром была бы праздной, если бы все это не служило деятельной солидарной ответственности. Следуя своему Господу, церковь призвана к деятельному служению братьям, всему творению единого Отца. Во всем, что делает церковь, она направлена на человечество, даже когда речь идет о ее внутренних делах. Хочет она того или нет, но мир нуждается в братской помощи церкви. Дар и задача церкви - разделять ответственность за этот мир, его настоящее и будущее, причем не только на словах, но и на деле.
 
Но чтобы понимание мира церковью не извратилось, связь с миром не стала двусмысленной, все это следует воспринимать в контексте ее исконного предназначения, которое состоит не в том.. чтобы заниматься всяческой бессмыслицей, «другими делами». Церковь призвана и уполномочена в Духе своим Господом быть Его свидетелем и свидетелем Его Евангелия, Благой вести об эсхатологическом владычестве Божьем, которое началось в Иисусе Христе. Это весть о Божьей благодати, милосердии и оправдании грешного человечества, его освящение и призыв. Это жизнь по Духу в новой Свободе от закона, греха и смерти, в вере, любви и радости, глядя на завершение всех вещей в грядущем, которое уже вторгается в настоящее.
 
Единственное существенное предназначение церкви по отношению к миру - быть перед лицом этого мира свидетелем; оно может реализовываться в разных формах и образах, как отдельными христианами, так и общиной. По сути, нет ничего в церкви, что она должна была бы делать с закрытыми ставнями, однако не следует замирать перед окном в мир, нужно быть в курсе происходящего за окном. Пусть проповедь будет глубокомысленной, богослужение торжественным, душепопечение исключительно организованным, урок методичным, богословие духовным, благотворительность эффективной! Но какой от всего этого прок, если все это реализуется исключительно в закрытой миру общине, в церкви, живущей только для себя самой! Может ли что-то происходить в церкви что в той или иной форме, прямо или опосредованно не служило бы и во благо миру? Может ли церковь проповедовать, молиться, восхвалять, учить, может ли церковь заниматься душепопечением, богословием и диаконией, не думая о тех братьях и сестрах, которые хотя и не принадлежат к церкви, но являются сыновьями и дочерьми одного и того же Отца? Церковь радуется, памятуя о них: порой прислушиваясь, а порой затыкая уши, порой безмолвно, а порой велеречиво, порой протестуя, а порой задумываясь. Церковь не может существовать никак иначе, она - свидетель перед миром.
 
Так, церковь, меньшинство, находится на служении большинству. Как общность верующих, словом и делом исповедующих свидетелей Христовых, церковь является приглашением миру сочетаться с ней в вере и любви и вместе свидетельствовать о том великом, что содеял для нас всех Господь. Все человечество призывается благодарить и прославлять Его вместе с церковью, вновь и вновь слушать слово благодати и разделять трапезу любви, свидетельствуя о Христе и любя друг друга.
Церковь не желает оставаться в одиночестве. Она хочет быть авангардом человечества, но куда же странствует народ Божий? И вновь возникает вопрос: есть ли у церкви будущее?
 
Мы отвечаем: у нее есть будущее, потому что у нее есть настоящее в этом мире. В своем странствовании по миру у нее есть миссия, предназначение, задача, служение, вновь и вновь ниспосылаемое ей и являющееся ее будущим. Этим наполняется ее настоящее, в этом ее смысл. Вновь и вновь, изо дня в день ей ниспосылается благодать Божья, под омофором которой живет церковь. Благодать помогает церкви в тяготах настоящего, позволяет ей преодолевать неудовлетворительное состояние дел, сомнение, страх и тревогу, безнадежность, иллюзию собственной спасительности, нищету ее самой и мира сего. У церкви есть будущее, потому что во мраке времен как благодать Божья ей вновь и вновь даруется солнечное настоящее.
 
Почему же этой церкви, недостойной такой благодати, вновь и вновь даруется настоящее? Это настоящее приходит к церкви из ее прошлого, которое всегда остается с ней, потому что оно -ее исток. Благодать Божья ниспослана церкви в распятом и воскресшем Господе, в которого она верует. Совершенное Христом придает церкви уверенность на ее пути, в ее вере, на которую можно надеяться. Спасительное деяние Божье во Христе предваряет церковь, оно объемлет церковь и предшествует ей; будучи свершившимся деянием, оно является обетованием. У церкви есть будущее, потому что благодатью Божьей ей даровано ее начало, которое является ее надеждой.
 
Предвещенное обетование не пустое и не обманчивое, потому что оно не только ожидается, а уже свершилось; значит, оно не является утопией. Но то, что уже свершилось, указывает не только на воскресение Распятого, в которое верует и о котором возвещает церковь: это провозвестие всеобщего воскресения и обновления мира. Это есть то новое, которое еще предстоит, которое не дается церкви изо дня в день, но возносит ее и мир будущим творческим деянием Божьим.
 
Как творение мира в начале времен, как воскресение Христово посреди времени, так и новое творение Божье в конце времен не рисуется в Священном Писании, а толкуется в образах. Церкви, странствующей от воскресения Христова, уже сейчас обетовано абсолютное будущее: окончательное преодоление греха, страданий и смерти, богооткровенное установление владычества Божьего, Царства Божьего. Это Царство, полное справедливости, вечной жизни, истинной свободы и вселенского мира, окончательное примирение человечества с Богом в любви, которое не прекратится. Да, у церкви есть будущее, такое будущее! Это неописуемый и непостижимый восьмой день, в который Бог завершит свое творение. Тогда церковь достигнет цели своего паломничества и мир узнает своего Господа:
 
«Этот седьмой век будет нашей субботой, конец которой будет не вечером, а Господним, как бы вечным восьмым днем, который Христос освятил своим воскресением, предызображая этим вечный покой не только духа, но и тела. Тогда мы освободимся и увидим, увидим и возлюбим, возлюбим и восхвалим. Вот то, чем будем мы без конца! Ибо какая иная цель наша, как не та, чтобы достигнуть царства, которое не имеет конца?»